– Это ты меня спрашиваешь? Боже мой, Александр, мы пропали! – заметила она, ее глаза искрились радостью и явным желанием заставить его первым скинуть всю одежду.
– Лично я пропал в ту самую ночь, когда увидел тебя у той странной греческой часовни. Твои предки построили ее бог знает где, видимо специально, чтобы мужчины могли увидеть подобных тебе богинь, – ответил он и так быстро избавился от белоснежного шейного платка и безупречно белой рубашки, что его камердинер наверняка пришел бы в недоумение.
– Ты полагаешь, я никогда не видела обнаженных мужчин, Алекс? При парочке братьев и кузене, которые всегда купались в озере в чем мать родила? – с нежностью улыбнулась Персефона и подумала: «Он так беспокоится из-за моей предполагаемой девичьей пугливости!»
– Такого ты точно еще не видела, это я могу тебе гарантировать, – ответил он низким от вожделения голосом, но по-прежнему испытывал странную неуверенность. Он с трудом представлял, какой эффект произведет на любовь всей жизни его донельзя возбужденное тело.
– О-о, я восхищена, возможно, ты и прав, – выговорила она, когда он наконец полностью обнажился, и задержала взгляд на затвердевшем в нетерпении члене.
– Искренне на это надеюсь, – ворчливо поддразнил ее Алекс и спустил с ее плеч бретельки сорочки, чтобы она тоже соскользнула, как платье. Голодным взглядом охватил предательски набухшие соски и шелковистую кожу, словно не мог дождаться попробовать на вкус и на ощупь, вдохнуть аромат ее тела. – Я так хочу тебя, Персефона, – подрагивающим голосом произнес он.
Эти слова показались ей обольстительней, чем если бы он читал ей сонеты или же медленно и умело возбуждал ее тело, как в ту ночь в королевских апартаментах.
– Тогда возьми меня, муж мой. Возьми в полет туда, где мы были в ту нашу ночь, и еще выше.
Она почувствовала, как он всем телом содрогнулся в ответ на ее сладостное приглашение, и осознала, что он еще с той самой памятной ночи сгорает в огне страсти. Благоговея перед физическим проявлением столь сильного устремления, она одновременно понимала – это лишь признак его глубокой, чувственной страсти к ней, Персефоне Фортин, его законной жене и с этого момента единственной любовницы. Но очень властный и манящий признак, словно в тумане подумала она, когда он поймал ее на слове. Он стиснул ее в объятиях и, зацеловывая до бесчувствия, принялся ласкать своими опытными руками, вновь превращая ее в дикарку, одновременно завораживая и соблазняя.
– Александр! Я хочу тебя! – хрипловато прошептала она, как только он позволил ее рту немного передохнуть, внутри ее снова разгорался огонь страсти. Как в ту ночь.
– Твое желание вот-вот исполнится, – полупохвалился-полупростонал он от сжигающего его сладострастного голода. – Ты уверена, что действительно хочешь этого? – спросил он и остановился. Его напряженная мужественность нетерпеливо нацелилась на средоточие ее женственности.
Он так терпеливо ждал позволения, что Персефона чуть не разрыдалась. Но этого нельзя было допустить, нельзя было привести его к ошибочному заключению, будто она не готова его принять. Ее собственное тело явственно вожделело его. И так сильно, что хотелось скрестить ноги до сладкой боли в острой точке желания.
– Никогда ни в чем нельзя быть уверенной, мой дорогой Алекс. Так что, достопочтимый граф, поторопитесь и возьмите то, что принадлежит вам, пока в дверь не постучала моя горничная.
– Моя дорогая ведьма. – Он издал громкий смешок и прильнул губами к нежному местечку между плечом и шеей, в точности выполняя указания жены.
И Персефону тут же подхватила невероятная волна любви и понесла их обоих в неизведанные волшебные дали, куда ей так хотелось.
Она чувствовала, как он входит в нее, стараясь не терять самообладания, и по краткому моменту острой боли поняла: ее девственность уже в прошлом. Но это того стоило, ведь он открыл для нее целый новый мир. Она почувствовала невероятно сильную сексуальную ауру их тел, пока ее муж сдерживался, давая ей привыкнуть к вожделенному вторжению и удерживая ее на самом краю. Им многое еще предстояло исследовать, но не сейчас, сейчас не было времени для подобных роскошеств. Сейчас он был в ней, и ее разрывало от сводящего с ума сексуального наслаждения, ей хотелось метаться от пронзительной чувственности и осознания его всепоглощающей власти, хотелось, чтобы никогда не закончился этот чудный миг их слияния в экстазе любовной страсти.
– Я не развалюсь на части, Алекс, – прошептала Персефона. Ее внутренние мышцы, о которых она даже не подозревала, сомкнулись вокруг его мощного мужского органа. Похоже, эта часть его тела, как и все остальные, идеально подходили для того, чтобы доставлять ей удовольствие. Он входил в нее, растягивал тугое лоно и вызывал неизъяснимо острое сексуальное наслаждение.
– А я мог бы, – подрагивающим голосом сообщил он, словно всю жизнь только об этом и мечтал, но никогда не смел даже надеяться.
– Давай попробуем, – бесстыдно предложила она. Ее охватила дикая эйфория. Наконец-то она ощущает внутри себя своего возлюбленного и знает: они вот-вот устремятся к вершинам безумной страсти.
Персефона начала двигаться, как он ее научил, и ее пронзили волны чистого восторга, когда муж возглавил это бесконечно сладостное действие. С каждым его мощным, глубоким толчком волны наслаждения делались все сильнее, и с каждым приливом и отливом внутри ее все больше разгорался огонь желания. Его губы прижимались к ее губам, руки крепко обнимали ее, а полуприкрытые отяжелевшими веками глаза не отрывали от нее взгляда, словно не могли упустить даже малости происходящего. Всеми своими чувствами и мыслями она старалась передать, как сильно она его любит и как ей нравится заниматься с ним этим. Но раз уж он научил ее жадному и ненасытному сексуальному голоду, то пусть возьмет их обоих к высотам экстаза, которые она совсем недавно узнала, ведь теперь они могут добиваться этого вместе.