Граф-затворник - Страница 28


К оглавлению

28

– И долго вы собираетесь там рыскать? Опять ждете не дождетесь момента начать изводить меня по всем поводам? – поинтересовался он, плотно закрыл за собой крепкую дубовую дверь, тем самым как бы отсек от остального мира.

На миг их накрыла удушающая, черная как смоль темнота, и Алекса сотрясла холодная дрожь. Слишком много дней и ночей он провел в темной дыре со своими мучителями. Каждый раз, попадая в замкнутое пространство, он боролся с подступающей паникой. Теперь же ситуацию нельзя даже сравнивать с той, перед его освобождением войсками Артура Уэлсли после победы при Ассаи. Да, тогда он только начал длинный путь к выздоровлению, но и позже, когда врачи сочли его достаточно окрепшим, чтобы перенести дорогу домой, его повергала в панику даже сама мысль провести ночь в закрытой каюте. Он ночевал в гамаке на палубе, спал под звездами Южного полушария и во время штормов Северного. Матросы наверняка считали его сумасшедшим.

Сейчас он заставил себя дышать медленно и глубоко, только обрадовался, когда Персефона наконец высекла искру и подожгла трут. Он смотрел, как она осторожно раздувает пламя и зажигает свечу, и старался скрыть от ее проницательного взгляда свое состояние. Он знал: эти призраки будут преследовать его всю оставшуюся жизнь, но очень надеялся, что со временем они постепенно померкнут. Теперь же воспользовался возможностью от них отвлечься – устремил глаза на Персефону. Правда, приходилось себе напоминать, что он здесь по делу, а не ради созерцания в мягком свете свечи точеных черт лица девушки и ее прекрасной фигуры.

– Это просто смешно, – заявила Персефона, словно идея этого свидания принадлежала ему, а не ей самой.

– Совершенно верно, – мягко согласился он и посмотрел на нее в полумраке комнаты. Он почти ожидал, что она вспыхнет, как огниво, которое она все еще держала в руке. – Нам обоим здесь не место. Не понимаю, зачем мы сюда пришли.

– Затем, что больше негде поговорить без чужих ушей. И все из-за вас. Вы очаровали мою родственницу Корисанду своим мрачным видом и романтическим прошлым. Теперь она исходит ревностью к любому слову, которое вы говорите другой женщине, а не ей, – сурово произнесла она.

– Я старался избегать ее, насколько это было возможно, не нанося оскорбления вашей семье.

– Я еще кое-чего не понимаю, – сердито продолжала Персефона. – Отчего вы так деликатничаете с чувствами Корисанды?

– Вы меня ревнуете? – выпалил Алекс, не успев подумать над собственными словами.

– Никогда! – парировала она и посмотрела с таким видом, что можно было не сомневаться: она скорее проведет полгода взаперти с Гадесом, как ее тезка-богиня, чем хоть раз признается в неравнодушии к Алексу.

– Я не старался очаровать вашу сластолюбивую кузину и привить ей столь огорчительное чувство, что вы намного красивее ее. Готов обещать: и впредь не стану. Удовлетворены?

– Нет, поскольку вы уже ее заинтриговали и без всяких стараний. И даже, скорее всего, по причине отсутствия таковых. Я знаю Корисанду. Она привыкла, что любой, на кого она нацелится, тут же откликается на ее чары. Равнодушный же к ней мужчина вызывает у нее куда больший интерес, чем тот, кто готов отдать ей себя и все, что у него есть, в придачу.

– Тогда мне, видимо, все-таки стоит пасть ниц. Может, она сочтет меня скучным и потеряет интерес.

– Или подхватит, когда вы растянетесь у ее изящных ножек, – нетерпеливо возразила Персефона.

Графу хотелось поскорее закончить этот нелепый разговор и избежать неприятностей, которые сулило им это непозволительное уединение.

– Да, есть такая опасность. Я стал бы последним в очереди ее любовников, но она все равно следит за мной, как охотничья собака у норы будущей добычи, – ответил он, тем самым нарушая собственные принципы не отзываться плохо о леди.

Пресловутая миссис Беддингтон была довольно привлекательна в своем дерзко-нахальном стиле, но он не рискнул бы к ней прикоснуться даже десятиярдовым шестом, разве что ей грозила бы смертельная опасность, да и то бы дважды задумался.

– Вы ее знаете? – спросила Персефона.

Он считал, что непроницаем для чужих взглядов, но остроглазая мисс Сиборн сумела прочесть в его глазах презрение к ее родственнице.

– Когда-то знал, – ответил он, испытывая острое желание объяснить. Хотя даже лишнюю секунду оставаться здесь сверх неотложной необходимости было настоящим безумием. – Тогда, в юности, ей захотелось заполучить моего брата. У них с Фаррантом несколько недель продолжался бурный роман. Потом брат ей прискучил: у него было мало денег, и он уже тогда слыл пьяницей. И она, вероятно, поэтому решила сменить моего брата на меня и откровенно это демонстрировала. В то время я был еще слишком молод для такой хищницы и относился к ее притязаниям как к шутке. Правда, только до тех пор, пока Фаррант вместе со своими самыми пакостными приятелями однажды ночью не подстерег меня, когда я возвращался домой из соседнего поместья. Они вчетвером приказали мне держаться от нее подальше, если я хочу жить, и избили меня до беспамятства. Все попытки объяснить, что у нас не было любовной связи, не возымели никакого действия. Ведь она заявила моему брату, что я был ее любовником, и намного лучшим, чем он, поэтому между ними все кончено, и она больше не желает его видеть. Последнее, вероятно, было единственной правдой среди всей той несусветной лжи, которую она наплела.

– Неужели он поверил, что вы способны так себя повести с любимой им женщиной, и напал на вас из-за ее слов? Как он мог так обойтись с родным человеком, поверив лживой и распущенной Корисанде? – поразилась Персефона.

28